Bruce Dickinson

Пол Брюс Ди́кинсон (англ. Paul Bruce Dickinson; 7 августа 1958, Уорксоп, Великобритания) — британский рок-музыкант, писатель, спортсмен (фехтовальщик), пилот гражданской авиации, теле- и радиоведущий, автор книг и сценарист, продюсер, прежде всего известный как фронтмен хеви-метал-группы Iron Maiden (по версии журнала Classic Rock он занимает 8 место в рейтинге лучших фронтменов рок-музыки).

За мощные вокальные данные Дикинсон получил от поклонников прозвище Air Raid Siren (рус. Сирена противовоздушной обороны).

На тот момент, когда Maiden увольняли Пола ДиАнно, со стороны казалось, что они ввязываются в большую авантюру. Однако оказалось, что это событие было лучшим из всего, что могло с ними произойти. Оглядываясь назад, несложно заметить, что Maiden достигли всего, что они могли достигнуть вместе с Полом, выступавшем в роли фронтмена. Они успешно завоевали Европу и Японию. Теперь же, будучи готовыми завоевать США с помощью своего третьего альбома, им было необходимо, чтобы фронтмен группы отвечал требованиям для выполнения этой задачи. Ясно, что Пол ДиАнно не был тем, кто смог бы этому способствовать.

Искренне озадаченный все более увеличивающимися требованиями к нему, как фронтмену, Пол стал заметно отклоняться от помощи Maiden в попытках выйти на более высокий уровень.

С другой стороны, Брюс Дикинсон, будучи на тот момент вокалистом Samson, которого Maiden в итоге приняли на работу, не обладал подобными комплексами. Там, где заканчивались мечты и амбиции Пола ДиАнно, только начинались стремления Брюса. Как и Стив Харрис, с тех самых пор, как ему исполнилось 13, и он приобрел первый альбом Deep Purple “In Rock”, он мечтал, как минимум, стоять на самой большой сцене в мире. Прославившийся сейчас как автор песен, пилот, режиссер, ведущий на радио и MTV, как отличный сольный музыкант и отец трех непоседливых ребятишек от своей второй жены Пэдди, мы иногда забываем, что Брюс Дикинсон один из величайших белых рок музыкантов, появившихся на международной сцене со времен легендарных блюзовых британских вокалистов Роберта Планта, Пола Роджерса и его кумира Яна Гиллана. В музыкальном плане без преувеличений можно сказать, что он и Maiden созданы друг для друга. Как сказал Стив Харрис: «Если быть честным, то именно манеру исполнения Брюса я и представлял изначально в своих песнях, еще в ранние годы Maiden. Просто Пол появился раньше».

Пол Брюс Дикинсон (Paul Bruce Dickinson) родился 7 августа 1958 года в Уорксопе (Worksop), маленьком шахтерском городке в графстве Ноттингэм. Хотя его первое имя Пол, он с детства предпочитает, чтобы его называли вторым именем – Брюс. Его родители были еще подростками, когда поженились, а незапланированное появление малыша Брюса как раз и подтолкнуло их к этому, потому как дело происходило в Англии 50-х, когда аборты были пока еще запрещены в стране. Едва закончив школу и будучи практически без средств к существованию, молодая пара поначалу была вынуждена жить вместе с дедушкой и бабушкой Брюса, которые взяли на себя часть ответственности за первоначальное воспитание ребенка. «Я был своего рода случайностью», – признает Брюс, «Моей маме было около 16 или 17, когда она забеременела, а моему отцу примерно 17-18. Впоследствии они поженились, и я появился на свет через 4 или 5 месяцев после этого события. Моя мама работала полдня в обувном магазине, а отец служил в армии. Он был механиком по моторам, но потерял свои водительские права, и, будучи обыкновенным разгильдяем, тогда он решил: «Ну, все к черту» и пошел в армию добровольцем. Работа оплачивалась лучше и, кроме того, он смог сразу же восстановить свои водительские права. Из своих воспоминаний могу сказать, что меня воспитывали скорее мои дед и бабушка, нежели родители, поскольку последние были слишком молоды. Мой дед был забойщиком в местной каменноугольной копи, а бабушка была домохозяйкой, которая изредка подрабатывала, делая прически в одной из комнат. Моей первой школой была Мэнтон (Manton), которая была известна как крайне неблагополучная – все местные ребятишки ходили туда – но я ни разу не столкнулся с тем, за что школа была названа неблагополучной. Это были отличные времена. Я вспоминаю свои школьные годы тех лет как очень счастливые».

На тот момент, когда Брюс был уже готов пойти в школу, его родители переехали из Уорксопа и оставили его вместе с бабушкой и дедушкой, пока они обосновывались в Шеффилде, ближайшем городке, где работа была в изобилии.

«Мои родители переехали, потому как работы было много в Шеффилде. Я не чувствовал, что у меня есть мама или папа. Отца мне заменил мой дед. Он был хорошим человеком. Ему было лет 40 на тот момент и это отличный возраст для того, чтобы стать дедом. Я помню, как он учил меня боксировать. Он научил меня драться до того, как я пошел в школу. Он говорил: «Если тебя кто-то обидит в школе, просто побей их всех. Умей постоять за себя и не позволяй никому запугивать тебя». А на следующий день меня отослали обратно домой из школы, потому что я бил всех подряд! После этого случая он прочитал мне строгую нотацию насчет того, когда можно бить людей, когда нельзя. Во многом, думаю, я был сыном, которого у него никогда не было. Но для бабушки я всегда был маленьким ублюдком, который отнял у нее дочь. Она говорила, что когда смотрела на меня, то всегда видела моего отца, а я был на него чем-то похож, особенно чертами лица».

Когда он был в хорошем настроении, то имел привычку в одиночестве затаиться за диваном и отказывался шевельнуться, когда был чем-то расстроен («Я не желал, чтобы кто-либо меня видел»). Первое знакомство Брюса с музыкой состоялось в парадной комнате родителей, во время танца под «Твист» Чабби Чекера. «Моя бабушка и дедушка обычно ставили пластинку, а я танцевал твист для всех. В эти годы, конечно же, кажется, что это здорово». Первая пластинка, которую он приобрел, была Beatles “She Loves You”.

«У нас был граммофон, и я без устали уговаривал своего деда купить “She Loves You”, которая несколько недель держала первые позиции в чартах и это была одна из тех пластинок, которую обязан был иметь каждый. И может из-за этой песни, я не помню точно, но мне сторона “В” нравилась гораздо больше, чем сторона “А” и именно в тот момент я начал слушать музыку и определился с тем, что мне нравится, а что нет. Я помню, как мне еще нравилась сторона “В” сингла Gerry And The Pacemakers, который назывался ‘I’ll never Get Over You’. Позже на нашей улице появился парень, у которого была электрогитара, и все об этом перешептывались. Мне было лет пять, и я помню, что вид этого паренька с гитарой стало одним из самых больших потрясений в моей жизни. Он был подростком – ему было может лет 16 – и я смотрел на него, как на бога. У него были длинные волосы – ну, длинные для того времени, они едва опускались до его ушей и у него были остроносые туфли. Понимаете, он выглядел так, будто только что вышел из телика».

И хотя большую часть времени ему, очевидно, разрешали смотреть телевизор, но все-таки было некое ограничение, потому как для ребенка «телик» мог стать пагубным фактором в том смысле, что интересы Брюса к поп-музыке могли получить свое развитие.

Когда он подрос, двумя его любимыми телепрограммами были Jukebox Jury – телевикторина о поп-музыке, где группа экспертов, состоящая из знаменитых гостей, должна была высказаться о новых релизах недели, голосуя за то, станут ли они хитами или нет; и вторая программа - Doctor Who — путешествующий по Вселенной «Доктор» и его долгие битвы с такими футуристическими врагами-пришельцами, как Далекс (Daleks) и Кибермэн (Cyberman). «Я всегда смотрел Jukebox Jury, потому что эта передача шла как раз перед Doctor Who в субботу вечером», – объясняет он, «Потому Jukebox Jury и Doctor Who остались неразделимыми у меня в памяти. Восхищение, испытываемое мною, когда я видел The Beatles в Jukebox Jury, сравнимо было с тем восторгом, который я испытывал, когда видел Кибермэна и Доктора. Они были для меня кем-то с другой планеты».

«Я вообще-то не увлекался научной фантастикой. Скорее научными фактами. Я был зачарован Луной и космосом, находил огромные листы обоев и чертил планы своего собственного космического корабля, оборудование для навигации и все остальное. Крайне детальные планы, к слову. Та же история и с подводной лодкой, которую я нарисовал, когда мне было девять. По плану, ее надо было построить из мусорных ящиков, сваренных вместе. Она предполагалась размером около 3 футов. Мне нравилась мысль о жизни под водой, как Капитан Немо, или же плыть в космосе или где угодно, но не в реальном мире. Я был очень увлечен первой беспилотной высадкой на Луне в самом начале 60-х. Я помню, что изо всех сил пытался объяснить своей бабушке, как это было важно, потому что она собиралась газетой, где была заметка об этом, разжечь огонь. Я ей сказал: «Ты не можешь это выбросить». Я и не знаю, что она, на мой взгляд, должна была сделать с газетой на тот момент. Я просто чувствовал, что событие было слишком важное, чтобы выбрасывать все в огонь. Но это были 60-е. Взрослея в те годы, я чувствовал, что возможности для человека неограниченны.

В Шеффилде родители Брюса обустроили дом, и нашли постоянную работу. Туда же приехал и Брюс, когда ему было 6 лет. «Они никогда не слушали музыку», говорит он. «Мои родители были нацелены только лишь на зарабатывание денег. Все было непривычным. Они были очень строгими. Позже я узнал, что они много где бывали. Они выступали дуэтом в представлении пуделей, прыгающих через обручи. Мама много танцевала, занималась бальными танцами. У нее была красивая фигура. Она выиграла стипендию в Королевском колледже балета (Royal College of Ballet), но моя бабушка ее не отпустила. Потом она забеременела. Все было похоже на ад, а танцы были ее билетом оттуда, билетом из Уорксопа, из обувного магазина. В общем, у них была иная жизнь, неизвестная мне, тогда еще ребенку».

Единственной путеводной нитью Брюса была старая акустическая гитара, которую отец приобрел когда-то, но больше на ней не играл. «Она на самом деле была паршивой, но я был зачарован ей. Это было страшное старье, на котором было совершенно невозможно играть. Не думаю, что кто-то смог бы извлечь из нее какие бы то ни было нормальные звуки; сам же я обычно крепко ее хватал и сильно бил по струнам. Гитара издавала ужасный звук, а мои пальцы покрывались волдырями».

Когда Брюс переехал в Шеффилд, его отправили в известную неблагополучную школу Мэнтон (Manton), здание выглядело, как дома из Беверли Хиллз 90210 (Beverly Hills 90210). «Здание школы называлось «Manton Top» и, насколько мне известно, оно еще стоит на месте», рассказывает Брюс, «Я не знаю на что оно похоже сейчас, но тогда оно напоминало Колдиц (Colditz) », – вспоминает Брюс со злой улыбкой. Как нового ученика в классе, его очень часто били и задирали, поэтому родители забрали сына оттуда и отправили в небольшую частную платную школу, которая называлась Sharrow Vale Junior.

«В «Мэйнор Топ» я был около полугода», – рассказывает он, «Затем мы переехали. Мы часто меняли дома, чтобы заработать на этом; мои родители покупали дом, ремонтировали его, затем продавали, покупали новый и всё начиналась заново. Существенную часть жизни я провел на строительной площадке. Но мои родители, тем не менее, были вынуждены работать и на сцене, чтобы заработать. Затем они приобрели пансионат, и мой отец купил обанкротившийся гараж. Я помню, как он продавал старые машины во дворе».

В результате неутомимых усилий родителей заработать денег, Брюс стал посещать привилегированную частную школу-пансионат в Шропшире (Shropshire), называвшейся Аундэйл (Oundale). «Я не возражал пойти в эту школу. Мне не особенно нравилось жить с родителями и поэтому учеба в школе была своего рода бегством. Они сказали мне: «Ты на самом деле хочешь учиться там?» Мне было 12 и я просто ответил «Да». Я думаю, мое легкое согласие объясняется тем, что я не испытал к ним сильной привязанности еще с раннего детства; да еще то, что им было сложно общаться со мной, как с личностью, они противопоставляли себя мне и относились, как к ребенку, которого были всего-навсего обязаны кормить, одевать, дать крышу над головой и образование. Не то, чтобы поддержать меня, крепко обнять… Я уверен, что все это было, но понимаешь, я никогда этого не ощущал».

«Бывали и другие ситуации, когда я удивлялся их восприятию в отношении тех или иных вещей. Однажды я стащил маленькую пустяковую игрушку в одном магазине и меня за это поймали, да еще допрашивали в полиции. Ясно, что когда тебе 11 и тебя пытаются запугать до смерти, ты никогда больше так не будешь поступать. И этот метод сработал! Они запугали меня до смерти, и я никогда больше не воровал. Но я помню, как отец пришел за мной в полицию, забрал и не дал мне ни одного тумака за всё проделанное. Он даже никогда не обсуждал со мной, зачем я так поступил. Выражение своих сокровенных чувств не было на повестке дня в нашей семье. Мой дед, который серьезно заболел к тому времени, как-то проглотил кучу таблеток и попытался себя убить, но это никогда не обсуждалось в нашей семье, а он в то время жил с нами. Моя бабушка и дед переехали к нам в пансионат».

«В некотором роде я даже рад, что у меня не было того, что обычно принято называть безоблачным детством. Это сделало меня уверенным в своих силах. Я вырос в среде, которая дала мне понять, что в мире нельзя получить что-то просто так и если пустить всё на самотёк, то мир вокруг просто раздавит тебя. Это крепко сидело во мне, поскольку я мог наблюдать, как живут мои родители. Они были уверенными и трудолюбивыми людьми. Никогда не стояли на месте. У меня было очень мало действительно близких друзей, очень мало, потому что я всегда переезжал с места на место. Думаю, что и у отца вряд ли был много друзей. Единственный человек, у кого было много друзей – моя сестра Хелен, которая родилась, когда я впервые переехал в Шеффилд. Она была полной моей противоположностью. Очень светская. Занималась верховой ездой, и у нее были сотни друзей».

Частное образование Брюса было преждевременно закончено, когда его исключили в 17 лет после того, как он помочился в обед директора школы. «В действительности, эта идея уходит корнями в мое все более осознанное понимание того, что я был изгоем, чужаком. Я вовсе не был против того, чтобы сбежать из дома в частную школу, но реальность, с которой я столкнулся там… я ненавидел ее и не вписался туда совершенно. Тот факт, что у всех там был статус, предопределял и то, что, входя туда, ты должен был последовать их примеру. Я же воспринимал все это как чепуху. Моя позиция не помогла мне влиться в коллектив, потому что эти дети прошли пять лет обучения в частных школах, где каждый получил свой статус, потому всё это классовое деление было для них привычным. А ты либо не высказываешься против, либо ты не находишься там. В результате этих бессмысленных традиций, Брюса постоянно задирали старшие мальчики в школе. Но это были не те кулачные бои, с которыми он сталкивался в государственных школах, как, например, в Мэйнор Топ. «Больше напоминало систематическое мучение», говорит он об этом сейчас, «И ты не мог от этого никак уйти, вот в чем дело. В Мэйнор Топ, по крайней мере, можно было вечером вернуться домой». Его главным мучителем был капитан дортуара (спальня для воспитанников учебных заведений – прим. перев.), восемнадцатилетний парень, шести футов ростом, член школьной команды по гребле «с умственным развитием двенадцатилетнего ребенка». Брюс рассказывает, что любимым способом издевательства для его главного мучителя было «зайти в 10 ночи в комнату, взять подушку, собрать всех вокруг моей кровати и давать урок самозащиты избиванием до посинения». Жестокий режим длился в течение всего первого года обучения.

«Это происходило буквально каждую ночь», рассказывает он, «бывало еще, залезешь в кровать ночью в темноте, а там лежали яйца, которые, конечно же, раздавливались и все вокруг было в слизи, да так, что заснуть было невозможно. Я знал, что мог пожаловаться матери или отцу, но я каждый раз отказывался от этой мысли. Они узнали об этом спустя полтора года. Я полагал, что жаловаться родителям или же учителям было бы признанием победы надо мной. Я просто решил этого не делать. Я считал, что люди должны узнавать только о лучшем в тебе. Даже если ты лежишь с побитыми внутренностями, ты можешь все еще сказать: «Да, ты больше меня и ты можешь меня избить, но ты не лучше меня. Я лучше тебя, парень». Я вдоволь мог наплакаться в одиночестве, но никогда в жизни не показал бы такого рода слабость на людях, иначе они бы точно победили».

Брюс рос единственным ребенком в семье, дрейфующий между разными домами, разными школами и даже разными родителями. Он даже дистанцировал себя от сестры – как он признается, он делает это до сих пор – потому что, как он сам это объясняет, «Она была запланированным ребенком. Так я стал понимать, что был чужаком; я смирился с этим. Но с того момента я стал совершать странные поступки. Я помню, как в школе был курс военной подготовки, который все ненавидели, а я стал ответственным за него и мне выдавали всевозможную амуницию и оружие. Я и другой паренек, – который так же не был принят коллективом – решили, что будем совершать нашу небольшую месть каждую среду днем, пугая людей вокруг. Боже мы совершали совсем небезобидные поступки! Ставили подрывные мины-ловушки для людей. Не для того, чтобы навредить им, а просто чтобы запугать».

«Нам было по 16 лет, тогда и была такая традиция, когда все школьные педагоги и все желающие из детей днем играли в войнушки, а потом устраивали лагерь в каком-то сарае в деревне. Нам разрешали быть «врагами» и мы чувствовали себя участниками Грязной Дюжины (The Dirty Dozen). Я помню, как однажды утром в 4 часа утра я со своим другом пошли атаковать лагерь; мы бегали по палаткам, где они все спали, топтали все и закидывали дымовые шашки. Это был наш маленький момент мести».

Мысль о том, чтобы стать певцом все еще была где-то далеко, хотя он уже начал делать первые пробные шаги в этом направлении, когда присоединился к драматическому кружку в 15 лет. «С первого же момента, когда я вышел на сцену, я полюбил ее», вспоминает Брюс, «Я почувствовал себя настолько комфортабельно на сцене, что с того момента я добровольно стал участвовать в каждой пьесе, которую там ставили. Я играл в двух домашних постановках, нескольких школьных и в пьесах для подготовительного колледжа. Под конец я даже режиссировал некоторые. Я любил это. И дело было вовсе не в переодевании и костюмах, главное – вникнуть в материал, изложенный на страницах книги. Мы ставили Шекспира – драматический кружок был очень амбициозен; я помню, как участвовал в тщательно разработанной постановке Макбета и Генриха VI. Я действительно старался понять, о чем же было сказано в книге, и передать эти мысли на сцене».

Но музыка никогда не была задвинута далеко в юношеском сознании Брюса. Он рассказывает известную историю о том, как в 60х слушал старенький транзистор после того, как в студенческом общежитии выключали свет.

Поскольку посещение музыкальных магазинов было по строгому графику, пластинки стали своего рода деньгами в школе.

«Нам разрешали смотреть телевизор только один час в неделю, поэтому единственным развлечением оставалась музыка и люди обычно обменивались альбомами или продавали их», вспоминает Брюс, «Можно было пройтись по коридору и из каждого кабинеты была слышна музыка, и вот однажды я услышал нечто особенное, доносящееся из одного кабинета. Я зашел туда и спросил: «Ух ты, что это такое?». На меня презрительно посмотрели и кинули: «Это ‘Child In Time’ Deep Purple. Неужто ты не слышал? Но я был слишком поражен услышанным, чтобы еще обратить внимание на язвительную реплику. Я лишь подумал о том, где же мне достать эту запись. Первый альбом, который я приобрел, был “In Rock” Deep Purple, при проигрывании издавался дикий треск, тем не менее, я считал, что альбом великолепен. С этого момента я начал покупать альбомы и увлекся рок музыкой. Этот момент и вечер в честь окончания семестра. Какая-нибудь группа играла на сцене, и три раза в году у нас был рок-концерт. Первая группу, которую я увидел, называлась Wild Turkey. Я помню, что немного времени спустя они давали интервью “Melody Maker” и им задали вопрос о том, как прошел тур. Один из них ответил: «Довольно забавно. Лучшее выступление было в одной частной школе». Я помню, что чуть с ума не сошел в этот момент».

Кроме этого были и другие решающие моменты, такие, как концерт Van Der Graaf Generator («Питер Хэммил (Peter Hammill), вокалист, был известен в школе и ходили слухи, что директор хранил его фотографию в ящике стола и когда к нему приходили родители с немного более длинными, чем было тогда принято волосами, он быстро доставал эту фотографию и вешал на стену!») и концерт Артура Брауна (Arthur Brown). «Его альбом Kingdom Come только что вышел и он был потрясающий. Это был лучший из всех вокалистов, которых я видел на тот момент»

«Я не останавливался в своем музыкальном развитии, скупал кучу альбомов. Это было своего рода моим вкладом в музыку на тот момент. Как только выходил альбом, я его сразу же приобретал, как первый альбом Sabbath, альбом Deep Purple “In Rock”, “Aqualung” у Jethro Tull, “Tarkus” Emerson, Lake and Palmer – всё подряд, что было вокруг. Я должен был быть мечтой продавца, потому как я скупал альбомы всех групп, чьи выступления я наблюдал живьём. Потом я слушал тех исполнителей, которые оказали влияние на них. Но моей любимой группой были, конечно же, Deep Purple. Я считал, что “In Rock” был величайшим альбомом всех времен!»

Но ему все еще не приходило в голову становиться певцом. Напротив, он представлял себя в роли ударника. «Ян Пэйс (Ian Paice) из Deep Purple был моим кумиром. Я просто хотел быть Яном Пейсом. В особенности мне хотелось быть левой ногой Яна Пейса. Но я не мог позволить себе приобрести оборудование. В школе была пара богатый детей, у которых была ударная установка, и которые организовали нечто вроде группы. Я помню, околачивался рядом с ними, наблюдал, как они репетируют, и был уверен, что смогу сделать лучше. Время от времени они мне разрешали поиграть на установке, но все было бесполезно. Однако я все еще знал, что смогу сделать это лучше, чем делали они. Я проигрывал всё в голове. Я учился играть на ударной установке с помощью своих тетрадей и всего остального, что было на моем столе. У меня не было палочек и я с помощью двух деревянных кусков в форме квадратов колотил по кровати в 7 утра». В конечном счете, он стал членом группы, правда, был далеко на периферии, но это позволяло ему «постоянно брать напрокат» парочку бонгов из школьной музыкальной комнаты и сидеть в углу, стуча по этим барабанам. Я подружился с вокалистом, которого звали Майк Джордан (Mike Jordan). Этот парень выиграл все возможные призы за свой голос, похожий на классический вокал, потому он и был вокалистом в той группе. Но звучало всё не очень. Это был вовсе не рок-н-ролл.

«Я помню, как пытался выучить ‘Let it Be’. Было всего два или три аккорда. Я стоял в углу и изо всех сил пытался звучать как Джон Бонэм на бонгах. Выглядело все дьявольски. Звучало ужасающе! Руки у меня сильно краснели от того, что я изо всех сил стучал по этим бонгам, так что вызывал у всех вокруг головную боль. Бедный Майк не мог выводить высокие ноты, и я всячески пытался ему помочь, подпевая. Только я мог брать высокие звуки. Я подумывал о том, что, вероятно, я смог бы петь. Однажды кто-то услышал, как я завывал под «Иерусалим» в школьном хоре и сказал мне: «У тебя очень хороший голос». Я подумал, что это все чепуха. Но, тем не менее, эпизод заставил меня призадуматься. Я сказал: «Дайте мне попробовать спеть, и я заткну свои бонги и дам вам ноты к ‘Let It Be’. Так я спел. Но, к сожалению, группа распалась пять минут спустя. Однако в школе был еще один парень, который также был изгоем. Он сильно увлекался творчеством Би Би Кинга, да и блюзом вообще. Он учил все партии на акустической гитаре, и я стал увлекаться блюзом вместе с ним. Звали его Ник Бертрам (Nick Bertram). Обычно он доставал книгу с песнями Би Би Кинга и мы вместе старались разобраться в тонкостях блюза; он играл, а я пел. А потом меня вдруг отчислили из школы за то, что я помочился в обед директора».

Ах, да, тот случай. Кстати о нем…

«Директор, заместитель директора, заведующий пансионом и все авторитетные школьные лица собрались на ужин, чтобы отметить открытие пристройки к зданию. Еду готовили старшие ученики. У них закончилось масло и они хотели попросить немного масла у нас, поэтому я со своим другом решил, так сказать, посодействовать. На тот момент мы подвыпили чуток и немного, может половину с чайной чашки помочились туда. Наверху был бар, мы поднялись туда, выпили пива и стали давиться со смеху от вида всех тех, кто объедался на ужине. Кто-то спросил: «Над чем вы смеетесь?» Мы рассказали. На следующее утро все об этом знали. Вся школа знала. Хуже, чем исключение было ожидание того момента, когда мой отец пришел за мной и запихнул в машину. Но мои родители не поднимали разговор на эту тему. Точно так же, как они не обсуждали то, что я стащил игрушку в магазине. Они меня забрали, ничего не сказали и никогда даже не упоминали об этом эпизоде. Я думал, чёрт возьми, неужели они не собираются мне ничего говорить? Последующие полгода моей жизни были поистине очень и очень полезны».

Вернувшись домой в Шеффилд, он пошел в местную общеобразовательную школу. «Мне очень нравилось там», рассказывает Брюс, «Школа была идеальной. Все там были нормальными людьми. Не было Тома Брауна и были девушки, которые поначалу приводили меня в сильное возбуждение. Я мечтал, чтобы они со мной заговорили. Однажды, это было в первую или во вторую неделю моего пребывания в школе, я услышал разговор двух учеников: «Что нам делать с репетицией сегодня вечером? Вокалист ушел из группы. Что же теперь делать?» Я подумал, а не сказать ли им, что я вокалист? В конечно счете, я подошел и сказал: «Я буду петь у вас, если вам понравится». И им более чем понравилось. Репетиции проходили в гараже отца одного из парней – ударник, басист и два гитариста. Они напоминали Wishbone Ash. Так я начал учить песни. Они говорили: «Чёрт возьми, ты на самом деле умеешь петь! У нас теперь есть вокалист!». Так я задумался над тем, что мне придется купить микрофон…»

Брюс помнит покупку своего первого микрофона и рассказывает, что «чувствовал себя как грязный старик, покупающий порно журнал, потому что все было слишком необычно. Если меня кто-то спрашивал: «Вы вокалист?», я отвечал: «Нет, нет, я, конечно же, не вокалист, что вы!» и убегал из магазина. Я так боялся выглядеть глупо. Я не хотел говорить, что я вокалист до тех пор, пока я не отточу каждую ноту, как Ян Гиллан. Я до тех пор не хотел называть себя вокалистом, но я также не был уверен, что смогу все осуществить».
Вскоре он смог.

«Первое выступление, которое мы дали, было в местечке под названием Broad Fall Tavern в Шеффилде. Там все еще проходят выступления. Группа называлась Парадокс (Paradox). Я сказал, что это дешевое имя, почему бы им не назваться как-то более мифически, например Стикс (Styx). Им понравилось и с тех пор мы назывались Стикс. Мы не знали, что уже существует великая американская группа с таким же названием и находились в блаженном неведении. Но группа вскоре распалась, и все вернулось обратно за исключением того, что теперь у меня был собственный микрофон и усилитель. Я подумал, что мог бы воспользоваться этим и в другом месте».

Закончив школу в 18 лет с отличными оценками по английскому, истории и экономике, он поначалу задумался над тем, чтобы пойти служить в армию, как отец. Он уже записался в территориальную армию несколькими месяцами раньше. Его отец был особенно рад, что у его сына будет карьера в вооруженных силах.

«На самом деле я не знал, чем хочу заниматься», признается Брюс, «я вернулся домой и подумал: «Ну все к черту, послужу 6 месяцев в территориальной армии». То были хорошие времена, когда я, тем не менее, осознал, что все не так в армии, как я себе представлял. Это не картинка из крутого Рэмбо и там было столько же, если не больше, идиотов, как и в любом другом месте. Мы шли в леса и рыли окопы, промокали насквозь, уставали до смерти, затем возвращались и напивались, как свиньи. Я не видел до этого, чтобы мужчины так сильно напивались и совершали такие отвратительные поступки и я, конечно же, не видел до этого столько распутных женщин. Я ничего с ними не делал. Я понятия не имел, что с ними делать! Помню, как одна из женщин пыталась клеиться ко мне, а я в это время просто кидал дротики. У меня не было никакого представления, как быть с женщинами. В итоге я решил, что армия не то место, где стоит делать карьеру. Это просто образ, не более. Это был хороший способ, чтобы сбежать на некоторое время, потому что я не знал, чем хочу заняться в будущем. Быть певцом рок-н-ролла? Но уж если это не фантастика, то что?

Вместо этого он поступил на факультет истории в Queen Mary College, расположенном в лондонском Ист-Энде. «Я впервые был тогда в Лондоне. Мои родители спрашивали, чем я буду заниматься там, я же отвечал, что все еще хочу сделать карьеру в армии, но для начала надо получить образование. Это они хотели слышать, потому я им и рассказывал для их же успокоения. Но когда я оказался в Лондоне, я сразу же начал искать группы и петь в них. Я встретил парня, которого звали Нодди Уайт (Noddy White). Он выглядел точно так же, как Нодди Холдер (Noddy Holder) из Slade. Он был с юга и мог немного играть на гитаре, немного на басу, немного на клавишах, мог немного писать песни, все понемногу. И у него было много аппаратуры. Я сказал, «Ни хрена себе, мужик! Давай создадим группу!».

Группа называлась Speed. «Ничего общего с наркотой не было. Мы были группой, которая не принимала наркоту. Мы просто пытались играть всё подряд до смешного быстро!» Они репетировали настолько часто, насколько Брюсу удавалось уговорить Нодди предоставить оборудование.

«Я попросил Нодди дать мне несколько уроков игры на гитаре и тут же начал сочинять. Он показал мне три аккорда, и я начал писать музыку с помощью только этих трех аккордов. В Ист-Энде ты был посреди панка. Я стал членом комитета по развлечениям в колледже и однажды вдруг оказался рядом с Jam , потом работаешь со Stonehenge и Hawkwind. Я помню, что там, кроме того, выступали Ian Dury and the Blockheads и Sex Pistols устраивали полулегальные концерты.

«Позже мы начали давать несколько концертов. Мы обычно брали школьные микроавтобусы, говорили, что берем машину для экскурсии, выдирали сидения, забивали аппаратурой и ехали в паб Green Man в Пламстиде (Plamstead). Мы устраивали неплохие выступления, под конец и у меня появился первый опыт пения перед аудиторией».

Горя желанием расширить свой репертуар, Брюс вдруг нашел объявление в газете: «Нужен вокалист, чтобы закончить запись». Он, который в жизни не был рядом со звукозаписывающей студией, немедленно ответил на объявление. Его попросили прислать экземпляр записи голоса, он «вопил, выл и издавал истошные крики» на кассете, которую послал с запиской: «Кстати, если вы сочтете мое пение ерундовым, там на другой стороне есть запись голоса Джона Клиза , вы будете удивлены».

«Кассету прислали обратно и сказали: «Мы думаем, у вас и правда интересный голос. Приходите в студию». Так я пошел и записал песню «Dracula». Запись была сделана для одной непонятной группы под названием Shots, которая состояла из Фила Шота (Phil Shot) и его брата Дуга (Doug). Одному Богу известно, что произошло, но этот самый Дуг пришел в сильное возбуждение, потому что мы наложили голоса и получилось четырехголосие, а Дуг все спрашивал, уверен ли я, что никогда раньше этого не делал. Так мы начали разговаривать и он спросил меня, какую музыку я слушаю, а я, естественно, стал перечислять: «Ян Гиллан, Ян Андерсон, Артур Браун» Дуг подхватил: «Точно! Чёртов Артур Браун! Местами твой голос звучит как поминальный звонарь по Артуру Брауну!». Он сказал: «Мы должны организовать группу» Я подумал, не может этого быть. У этого парня есть студия и он хочет создать группу со мной. Я ответил: «ДА!»

Брюс начал выступать с Shots, «в основном в пабах, но мало кто заинтересовывался», пока однажды, сильно задетый невниманием, он не начал полушутливым тоном разносить в пух и прах публику за то, что они не уделяли им достаточно внимания. Реакция публики была настолько живой, что он начал их задирать каждую ночь, пока это не превратилось для него в нечто обыденное.

«Мы играли в пабах для публики из пяти человек, и никто не обращал внимания. Так я начал проделывать этот трюк, останавливаясь посреди песни и начиная тормошить публику, задевая их. Я говорил нечто вроде: «Эй, ты. Да, да, ты, толстый мерзавец! Посмотрите все на него. Все смотрят? Отлично. Как тебя звать? У тебя имя есть вообще?» Я просто оскорблял людей. И все неожиданно начинали следить за происходящим на сцене, потому что запросто могли оказаться следующими! А когда возникала пауза для того, чтобы парень мог ответить, мы просто начинали играть следующую песню, но теперь все уже слушали нас. Первый раз, когда я это сделал, хозяин паба сказал, что это было отличное представление и он приглашал нас на следующей неделе. Так мы стали утраивать некое подобие шоу. И именно тогда я сделал попытки быть не только вокалистом, но и фронтменом. Я понял позже, что многие могу петь, но попросите их подняться на сцену и завести публику. Они не могут. Они не знают как. Так что этот опыт был важен в моей работе».

Однако самой большой удачей Брюса стал тот вечер, когда члены группы Samson неожиданно нагрянули, чтобы взглянуть на выступление Shots в Мэйдстоуне (Maidstone) в 1978. Благодаря песням гитариста Пола Сэмсона (Paul Samson) группа уже выпустила один альбом “Survivors” на независимом лейбле Lazer. Группа вызывала большой интерес у публики наряду с Iron Maiden, Saxon и Angel Witch, как один из самых ярких огоньков в ряду только зарождающегося стиля NWOBHM. Но в основном они были известны тем, что их барабанщик, Thunderstick (настоящее имя Бэрри Перкис (Berry Purkis) всегда надевал маску S&M на сцене).

«Они увидели нас на сцене и после у нас состоялся разговор, меня спросили: «Что ты слушаешь?» Я ответил: «Так, нравится очень Purple, Sabbath, Tull, но я в действительности хотел бы делать что-то по-настоящему запоминающееся», потому что на тот момент выступления Shots начали превращаться в юмористические хэви-метал представление». Шоу практически вытеснило музыку. Но Thunderstick был очень увлечен The Heavy Metal Kidz, и он продолжил: «Твое выступление напомнило мне Гэри Холтона (Gary Holton - вокалист Kidz). Это было великолепно!» Я ответил: «Ладно, я согласен делать то же самое, но, по-моему, нужно нечто большее, чем это шоу». Однако Пол Сэмсон дал мне свой номер и сказал: «Послушай, у нас выходит новый альбом, нам много чего надо записать, и нам нужен новый вокалист. Мы хотим, чтобы им стал ты». У меня оставалось две недели до сдачи выпускных экзаменов в колледже, и я ответил: «Я соглашусь с радостью, но мне нужны две недели. Мне надо разобраться с некоторыми экзаменами, а потом я ваш».

Вообще-то этот диплом никогда не был особенно важен для Брюса, пока он не осознал, что у него больше может не быть шанса сдать выпускные экзамены, кроме как отказаться от всех своих побочных занятий, по крайней мере, на время.

«Я снимал комнату у университета в течение около двух лет», – признается Брюс, «сводил на нет практически всю работу, напивался, не занимался и просто хорошо проводил время. А потом меня попытались вышвырнуть за то, что я не внес плату. Я потратил все деньги на покупку колонок для группы. Я прятался, когда ходили инспекторы, изымавшие плату. Кроме того, я провалил все экзамены за второй курс. Но на тот момент я был офицером в студенческом союзе, а это тогда имело свой вес и мне позволили написать 6 длинных эссе в двухнедельный срок, которые нормальные люди пишут в течение шести месяцев. Я получил отличные оценки за все эссе. Так мне позволили остаться. А потом, за полгода до окончания я подумал: «Черт, у меня есть время. Стыдно будет не пойти в библиотеку и не открыть ни одной книги, чтобы хотя бы узнать, что такое история вообще».

За несколько недель до экзаменов Брюс засел за учебу и зубрил как сумасшедший. В итоге он сдал все не хуже остальных. Тем не менее, переход сразу с экзаменов к первым репетициям в Samson оказался слишком резким даже для неутомимого Брюса. «В результате с первых же репетиций Брюс подсел на наркотики вместе с остальными участниками группы. «Я никогда раньше не принимал наркотики. Я выпивал много, но здесь я начал принимать их. И басист также нюхал наркоту за усилителями, Пол курил косяки, а барабанщик принимал мэндис . Я же пришел в паб после сдачи своих экзаменов, так что может